«Спроси ее, что с Хондой и Ледневым! Спроси!»
«Она уже мне все передала. С ними плохо. Хонда еще, может, выкарабкается, хотя часть ее самости будет потеряна…»
«Часть чего?! Личности?!»
«Самости. Она так сказала. Не перебивай. Большая женщина выкарабкается, а Леднев уже нет, он выжжен полностью. Но хуже другое. Гора говорит, что мы все в огромной опасности. Но не от того, кто прислал проб, а от Проекта».
Алекс не сразу вспомнил, что такое Проект. Потом сообразил. Риу ему рассказывала. Огромная организация внутри Галактического Содружества, которая занималась проблемами контакта с потенциально враждебной цивилизацией. Риу считала, что именно эта цивилизация и прислала «эсминец». Черт, как все сложно и как болит голова…
«И чем опасен Проект?»
«Тем, что они попытаются убить до… дотуша, который отправил штуку-разрушитель. А его убивать нельзя. Ни в коем случае нельзя! Он — единственный шанс на спасение!»
А в следующий миг диафрагма раздвинулась и в комнату ворвалась Риу.
— Вот тут ты нам и нужен, Алекс, — сказала она не терпящим возражения тоном. — Ты достанешь корабль и полетишь на ближайшую планету Проекта. Это Триока. Тебе надо будет связаться с ними…
— Откуда я достану корабль? — озлился Алекс. — Из дерьма соберу?! У вас даже дерьмо рыбы жрут!
— Откуда хочешь, — сказала Риу. — Я сказала, что не допущу гибели этой планеты от рук нашего правительства, и я ее не допущу. Если параллельно предотвратим гибель галактики, тем лучше для галактики, не так ли?
Космос огромен.
Собственно, это главное, что нужно понимать о космосе. Он непредставимо велик. Две межвездные империи, насчитывающие тысячи миров, могли бы воевать друг с другом много столетий, и их флоты ни разу не встретились бы, даже патрулируя примерно один и тот же участок пространства.
Можно сколько угодно приводить в примеры цифры с десятками, даже сотнями нулей. Можно рисовать картинки в каком угодно масштабе. Можно вспоминать, что солнечный свет идет до Юпитера целый час и привести в пример знаменитый снимок, сделанный на заре космической эры, где Земля с орбиты Нептуна кажется крошечной, едва различимой голубой точкой.
Но все равно все это колоссальное одиночество космической ночи, которая так же надежно сталкивает расы друг с другом, как и разделяет их, невозможно понять, пока не окажешься с ней один на один.
Тим почувствовал примерно это, когда крошечный «катер» отделился от огромного корабля-матки, на котором они прилетели… черт возьми, сообразил Тим, я даже не помню, как он называется! Да и есть ли у него название? У кого-то из знакомых Тиму инопланетных народов была традиция: не называть корабли, ни морские, ни космические, чтобы боги не знали, на кого гневаться. Использовались только порядковые номера. Он не помнил, может быть, это как раз касалось шемин-мингрелей.
Тим хотел было уже спросить у Вонга, который управлял их кораблем, но передумал. Все их разговоры записывались и передавались на корабль. Хорош бы он был, если названия у корабля все-таки было.
Итак, их крошечная лодочка отделилась от корабля, и вместе с ним — словно бы не просто от человечества, но и от всего сообщества разумных, что ждало за их спинами. Ждало, затаив дыхания.
Планета вращалась внизу, буквально под их ногами: огромная, красочная, непонятная. С орбиты удалось засечь то, что было, по их представлениям, массовой миграцией животных, но в таких вещах никогда нельзя быть абсолютно уверенными. И если они ошибутся, у них может не оказаться времени на второй заход…
— Что, никогда не был в рубке перед десантированием? — спросил Вонг.
У него стало злое, как будто даже помолодевшее лицо, и Тим подумал, что никогда как-то не размышлял, что заставило посла принять участие в Проекте, поставить все на карту, потащиться сюда. А ведь Вонг, пожалуй, авантюрист. Может быть, настолько авантюрист, что по-настоящему скучал по штурвалу небольшого космического кораблика — того, на котором действительно чувствуешь, что пилотируешь. Вот как сейчас, когда планета внезапно вылетает из-под ног и наваливается сверху…
— Никогда, — признал Тим.
Наверное, ему стоило остаться на корабле. Он капитан, должен был остаться. Послать с Вонгом Ренату или Бергмана, который так и просидел всю дорогу в машинном отделении; предположительно, узнавал что-то полезное у шемин-мингрелей, но с тем же успехом мог соображать с ними на троих.
— Ну так вообще ни хрена не похоже, — сказал Вонг весело. — Не чувствуешь даже, что летишь. Я мог бы вообще тебя за рычаги посадить, и то бы не хуже вышло!
Тим в этом сомневался: пульт управления, в котором Вонг ориентировался играючи, казался ему довольно сложным. Уж всяко посложнее, чем у шемин-мингрельского автомобиля, а это был предел тимовых возможностей. И никаких рычагов на нем, конечно, не было: Вонг пользовался устаревшим космическим жаргоном.
Шемин-мингрели, в отличие от людей, которые не полагались на сенсорику, устроили полностью сенсорную панель: вместо кнопок на большом экране горели значки вроде иконок. С другой стороны, у них большая часть техники управлась мысленно. Ручные элементы управления ставились только на тот случай, если пилот вдруг окажется в растерянном состоянии — настолько, что его разум начнет подавать противоречивые сигналы. Для управления людьми аппарат пришлось немного переделать.
Ну что ж, по крайней мере получилось красиво.
Сделав ошибку в одном, остальное посол определил абсолютно верно. Тим никогда не сидел в кабине челнока при спуске на планету, но прекрасно представлял себе, как это чувствуется: дикие перегрузки, обшивка накаляется, мотор воет, ты молишься, как бы тебя не садануло об этот булыжник на всей твоей чертовой скорости…