Возьмите нас в стаю - Страница 117

117

— Тим, — проговорил Вонг. — Слушай, мне как-то не по себе. Такое ощущение, что что-то… Черт. Я такого не испытывал с тех пор, как от меня жена ушла!

— Линда? — удивился Тим. Он думал, Линда не из тех, кто способен преподнести мужу такой сюрприз. Да и не складывалось впечатления, что Вонг очень уж ею дорожил.

— Нет, первая, я еще молодой был… дурак, — Вонг в наушнике тяжело дышал. — Сейчас — как будто смотрит кто.

И тут до Тима наконец-то дошло. Могло бы и побыстрее, честно говоря.

— Смотрит, — сказал он. — Кто. Вонг, мать твою, у меня пси-чувствительность выше, чем у тебя.

— Ты хочешь сказать… — Вонг начал с полуслова.

— Я уже давно плетусь через силу, — подтвердил Тим. — Мы были уверены, что эта штука на землян не влияет. А если влияет, только слабее? Или не так, как на прочих?

— Но впереди ничего нет… — Вонг снова уставился в планшет. Тиму не надо было смотреть, он и так знал, что там: абсолютно идентичная паутина ходов у них за спинами, абсолютно идентичная паутина ходов впереди.

— Посмотри под ногами, — посоветовал Тим.

Вонг опустил прибор, что-то покрутил с настройками. Тим приподнялся, чтобы встать рядом с ним и тоже глядеть на экран.

Это было… это было не описать словами.

Сначала они увидели какую-то мешанину линий. Не понять, что это. Ясно было одно — прямо у них под ногами находится нечто сложное — и очень-очень большое.

— Уменьши масштаб, — проговорил Тим пересохшими губами.

Вон опять что-то сделал, но понятнее от этого не стало. Потом посол покрутил планшет туда-сюда, и тут до Тима дошло: это же лапа! Ужасно похожая на обычную лапу земного млекопитающего, только фаланги пальцев куда длиннее, пропорционально — почти человеческой длины. И длинные же когти на концах лап.

— Черт, — сказал Вонг. — Каждый этот коготь длиной с наш катер.

— Все еще хочешь попытаться с этим договориться? — поинтересовался Тим.

Вместо ответа Вонг выпустил планшет из рук, позволив ему упасть и удариться о камни, выкинул вперед руку и вцепился Тиму в горло, прямо под маской, там, где ворот защитного костюма был мягче.

Пальцы у посла оказались железными.

— Извини, мальчик, — сказал он деревянно. — Каждый за себя.

«Как Айрин, — успел подумать Тим. — Совсем как Айрин!»

И в следующий миг он с Вонгом согласился: каждый за себя и всегда был за себя. Никогда не могло случиться по-иному, ибо эволюция не работает с допусками, и каждый из нас — единица, которая борется за бессмертие.

А потом ему уже было некогда думать: приходилось сражаться за свою жизнь.

* * *

Так вышло, что письмо от Хонды Алекс и Кора получили через неделю после отбытия самой Хонды. Оно гласило: «На Триоке отказались связаться с флотом. Ангажирую корабль местных авантюристов и спешу к флоту сама. Может быть, все-таки успею».

После этого он очень долго от нее ничего не слышал, да и неудивительно.

Потому что это письмо пришло одновременно с грависвязью о Начале.

Собственно, потом это событие так и называли просто: Начало. Или даже так: «когда началось».

Потому что назвать войной — не поворачивался язык. Поначалу ведь это была просто бойня.

* * *

Темнота и удушье. И отчаянное усилие, такое, что вот порвутся мышцы.

А еще ощущение одиночества. Полное. Горькое. Звериное. Ни Тани, ни Джека, словно не было их никогда. И никогда не будет. И ты один за всех, и нужно растерзать…

Обособленная единица эволюционного контроля. Все разговоры о стае или о популяции — ложь.

Он откидывал это все, вспоминая иное: робкие прикосновения, и поцелуй, и улыбки, и руки матери, и… Но до чего же трудно было драться и помнить одновременно!

«Я дерусь не против вас! — подумал, а может, даже выкрикнул Тим вслух, повалив Вонга на камни. — Я дерусь за вас! Чтобы выжить! Чтобы вернуться!»

Они не поняли. Ушли.

Был еще такой момент: он потерял Вонга и выслеживает его в темных коридорах. Выслеживает, чтобы убить. Он это знает твердо. Больше ничего не надо: только сорвать с него маску. Снять шлем, и тогда он задохнется сам.

Тим любит Вонга в эти моменты, обожает его, как никогда не мог бы даже представить. Как учителя, как друга — больше. Мысль о Вонге приводит его в экстаз, и он думает, что особенно насладится его предсмертными хрипами.

Еще Тим болезненно возбужден, и об это ощущение разбиваются последние осколки разумных мыслей.

Он не знал, как пришел в себя и почему.

С Тимом уже такое случалось: когда происходит что-то по-настоящему тяжелое, разум отказывается это воспринимать. Отключается. Говорят, в армии к этому быстро привыкаешь, но Тим общался и с ребятами, отслужившими столько же, сколько и он, и с теми, кто продержался дольше. У них у всех память походила на швейцарский сыр.

Так и поединок с Вонгом он не помнил. Помнил звериный азарт, помнил жажду крови — да. А как именно все было и что он делал: темнота. И, главное, костюмы прочные, их так просто не повредить. А то бы можно было восстановить рисунок боя по вмятинам и потертостям…

Правда, он как-то разнес приборы внутри шлема, не повредив сам шлем. Как он это так умудрился, Тим не помнил, но только всю дорогу назад он не мог ни время посмотреть, ни фонарик включить. Сенсорный интерфейс не подчинялся..

Единственное, что Тим помнил точно, — как выставлял таймер. На три часа, максимум. А потом — как тащил бесчувственное тело Вонга по тоннелю. Он не знал, что тащит, труп или живого человека, и посмотреть не мог: шлем у того тоже сделался непрозрачный. Еще по шлему змеилась длинная тонкая трещина, белая на черной матовой поверхности. Несколько раз Тим попытался стереть ее рукавом.

117