Начиналось это с мелочей: она казалась рассеянной, что странно для касатки, отвечала невпопад. Алекс не обратил на этого особенного внимания: он сам просто радовался оказаться наконец в своей стихии, с оборудованием, со связью, и без всяких ненужных осложнений в виде инопланетян с их таинственными — и довольно-таки надуманными на взгляд Алекса, что греха таить — проблемами.
Но у третьего, что ли, по счету «буйка» — зонда, автоматически снимающего информацию об океане — до Флинта начало доходить, что для касатки это, мягко говори, нетипичное поведение.
Касатки жили, играя. Их всегда отличало дружелюбное любопытство, готовность пообщаться, а на людей они смотрели с восхищением, вызванном человеческой необычностью, приборами и прочим. Это немного роднило их с дельфинами, хотя дельфины были куда наглее: могли и оборудование из рук выбить, и начать аморально приставать — чаще всего к женщинам-исследовательницам, хотя сам Алекс тоже иногда находил себя объектом ухаживаний. Нет, касатки были куда деликатнее, и если даже ломали что-то или задевали человека хвостом (что могло иметь летальные последствия), то делали это по неосторожности упомянутого человека. «Потому что, — как любил повторять Алекс новичкам, — никогда не забывайте, что в воде пропадает вес, но не масса и инерция».
Так вот, Кора, поведение Коры могло иметь только одно объяснение: болезнь.
«Как ты себя чувствуешь?» — прощелкал ей Алекс короткий сигнал, в котором, на самом деле, не было слов «ты» или «себя», равно как и глагола, обозначающего действие.
«Хорошо», — ответила Кора.
Алекс склонен был ей поверить: по пути она на его глазах хорошенько подзакусила несколькими рыбами, а в ветеринарии основное правило — если у животного хороший аппетит, девять из десяти, что и все остальное относительно в порядке. (Второе правило гласило: «не можешь поймать — не пациент»).
Однако вела себя она как-то странно…
Шестой буй прибило к небольшому плавучему островку, где он зацепился между коралловыми откосами, да так и застрял. Остров был так мал, что почти наверняка не заселен — и, как то часто бывает с дикими и безлюдными местами, отличался особенной красотой. Берега его густо заросли кустарником с длинными зелено-голубыми листьями, похожими на ивовые. Послеобеденное солнце процеживало сквозь него длинные золотые лучи, которые бросали на гладкую, точно маслянистую воду зеленые блики.
И Алекс увидел странное: Кора высунулась мордой из воды, потом раз, потом еще раз, спиной к острову — это означало, что она смотрит именно на него, потому что таково было строение ее глаз.
— Ты же не цирковое животное! — воскликнул Алекс с некоторым возмущением; он всей душой ненавидел сохранившиеся на Земле аквапарки, где касаток держали в ужасных условиях и мучали, заставляя изголяться на потеху публики.
Кора не должна была его понять: она на самом деле знала довольно много слов человеческой речи, но «цирк» уж точно не входил в ее лексикон.
Однако касатка высунула морду вновь и отчетливо произнесла:
«Хорошо».
«Что хорошо?» — спросил слегка удивленный Алекс.
«Хорошо, — повторила Кора. — Здесь хорошо».
И это было странно: подводная часть маленького островка, конечно, была домом для большого количества рыб — но слишком мелких, чтобы Кора могла их есть. Да и подплыть к острову было трудно из-за подводных зарослей. А на самом острове вряд ли что могло заинтересовать Кору…
Подумав, касатка добавила:
«Нужно больше сигналов».
«Что?» — удивился Алекс.
«Больше сигналов, — повторила Кора. — У тебя есть сигналы. У меня нет».
«Ты знаешь все те же сигналы, что и я».
«Нет. Ты знаешь больше».
«Хорошо, — сказал Алекс. — Вернемся и разучим еще сигналы».
А сам подумал, что Кора, пожалуй, права: новая планета, много незнакомых объектов, другие виды рыбы… Разгильдяйством с его стороны было до сих пор не пополнить Корин словарь, вот что!
Солнце опускалось, и им пора было плыть назад. Путешествие прошло без происшествий: Кора была так же оживлена и игрива, как всегда, и Алекс совсем было успокоился и решил, что ему показалось.
Только уже вечером, лежа в гамаке, он подумал: а что если Кора имела в виду, что там, у острова, было красиво? Не хорошо, не много еды, не интересно — а красиво? Способны ли касатки оценивать такие абстрактные понятия? Может быть, они учатся этому с возрастом, и Кора просто не знала нужного сигнала, потому что ее разлучили с матерью сравнительно молодой?
…Но Алекс много лет учил языки китовых, и нигде, нигде не встречал такого слова!
Может быть, это Кора и имела в виду — что ей нужно больше слов? Не для объектов, а для абстрактных понятий?
Нет, чепуха. Киты и дельфины почти разумны — на уровне слонов и собак, пожалуй, побольше, с тех пор, как их языки стали систематически расширять — но никогда еще они не проявляли инициативу, не стремились к абстрактному знанию или выражению своих чувств. Этого просто не могло случиться.
Или могло?
Кора была обижена.
Алекс обещал! Алекс обещал, что даст ей больше слов, больше сигналов, чтобы она могла рассказать ему все, что никак не могла! А вместо этого, как обычно, погладил ее по носу, спросил, не надо ли ей рыбы (вообще-то не надо, потому что она знатно поохотилась, но кто же откажется от дармовой рыбы?), дал ей эту рыбу и… и ушел к себе!
Где у него были экраны со словами, и другие люди, которые говорили слова, и слова эти складывались для них в смысл, а смысл нес тоску и любовь, вроде тех, к которым Кора прикоснулась пару дней назад и мучительно хотела сделать так, чтобы то место, куда они вошли, перестало ныть, чтобы утихло это чувство непокоя внутри, чтобы все стало понятно, просто и ясно, как раньше!