Возьмите нас в стаю - Страница 63

Также он знал, что шемин-мингрели как раса не виноваты в случившемся. Любой народ рождает своих экстремистов и фанатиков. Люди так устроены, что всегда готовы обменять этот народ — всех немцев за Освенцим и Треблинку, всех американцев за войну с террором, всех малайцев за Островной геноцид, всех русских за «серую революцию»… А уж сколько национальных стереотипов в пределах многонациональных государств — и не сосчитать! Все это тянется оттуда же: из нестерпимого желания древней обезьяны защитить свою территорию от чужаков и тех, кого она чужаком сочла.

Но что хорошо для обезьяны, для мыслящего существа ведет к отрицательным последствиям, все так.

И еще: даже если принять фашистскую максиму, что народ своей культурной средой или своим менталитетом порождает преступников определенного пошиба, то все равно шемин-мингрели на этом фоне смотрелись удивительно мирно. Ведь защитники животных, напавшие на посольство, специально выбрали такой метод воздействия, чтобы ни в коем случае не убить людей непоправимо…

Эти мысли смешили и самого Тима: убить непоправимо! Ну и мысли пошли. Сам он всегда убивал весьма качественно, если приходилось. Сворачивал шеи, например; хруст позвонков правда довольно громкий, хотя, казалось бы, тогда, в снегу, он не должен был его услышать за шумом их драки…

Да, что-то в нем явно разладилось. И прежде всего в отношениях с Таней, как ни странно. Он не мог так же беззаботно шутить с ней, как раньше. Уважал ее по-прежнему — да. Наслаждался ее обществом — да. Доверять… даже, пожалуй, странным образом, больше доверял: теперь он знал, что она-то уж точно не побоится встать за него вообще и за людей в частности. Даже если будет одна против всех — не побоится.

А вот быть таким же открытым, как раньше, не мог. И в чем тут дело — тоже не понимал. Может быть он тоже просто тосковал, как Джек, и все никак не мог понять, с чем же связана эта тоска…

Перед тем, как переселиться в штаб-квартиру Проекта окончательно, Тим еще, разумеется, какое-то время прожил в посольстве — улаживал необходимые формальности, организовывал свой отъезд. Тогда же он настоял, чтобы Баум сделал полное обследование Джека.

Ветеринар честно старался, взял множество анализов… и ничего не нашел. Пес просто хандрил.

Тим даже задумался, уж не могло ли так сказаться на нем пребывание в перпендикулярной реальности… Но нет, вряд ли: в конце концов, на космических кораблях Джек налетал немало, а там перпендикулярная реальность та же самая. Да и до сих пор никакие исследования не показывали вред для живых существ.

То утро поначалу ничем не отличалось от прочих: оно также началось с пения дотуша, удивительно берущего за сердце, и продолжилось путешествием в коттедж, где на полупостоянной основе жили Таня и еще трое ученых: один лингвист и двое инженеров — как подозревал Тим, военных инженеров, но точно ему не сообщили.

Обычно, когда Тим выходил из душа, шемин-мингрели уже сидели за круглым столом в маленькой кухне, оживленно завтракали — их нэли тоже принимали посильное участие, частенько разбрасывая зерна по всей кухне. Шемин-мингрели любили есть все вместе, хотя, насколько знал Тим, не прикладывали никаких специальных усилий, чтобы синхронизировать свои расписания. Они принимали присутствие Тима как должное: только поначалу он ловил в них некоторое напряжение. Так что обычно ему пододвигали стул, наливали травяного сока, клали перед ним лепешку или пододвигали миску с салатом.

В этот раз, однако, Таня сидела одна. Даже, кажется, она уже поела, потому что тарелка с остатками завтрака стояла прямо перед ней, а сама она читала что-то с планшета.

— Где все? — удивился Тим. — Я что, настолько проспал?

— Нет, ты не проспал, — Таня посмотрела на него с юмором. — Просто ты опять забыл, что сегодня выходной. В выходной нормальные люди встают пораньше и уезжают заниматься приятными делами. Вот все и разъехались.

Тим закатил глаза.

— У вас какие-то превратные понятия о выходных, — сказал он с упреком, доставая из шкафа свой собственный завтрак — бутылку кефира и овсяные хлопья (и то и другое заклеймено шемин-мингрелями как жуткая гадость). — В выходные надо отсыпаться.

— Надо радоваться жизни, — не согласилась Таня. — Когда спишь, радоваться невозможно.

— Вам что, не снятся сны? — Тим насыпал хлопья в миску, залил кефиром и уселся напротив Тани.

— Снятся, конечно. Просто способность к активному сопереживанию во время сна снижена.

— Хорошо, а почему ты сама никуда не уехала… радоваться?

— Они все местные, а у меня вся родня на другом континенте.

— Значит, не в Линкаре? — Тим даже удивился, как это он раньше никогда Таню про это не спрашивал. — А разве тетя Мина — не твоя тетя?

— Нет, она просто моя соседка и сотрудница Проекта, инженер, работает из дома. И да, родня моя не в Линкаре. Я вообще из Грикоша, ты разве не заметил? У меня даже фамилия не похожа на местные.

Тим покачал головой. Он знал, что на Триоке несколько стран (хотя можно ли назвать странами регионы с единой валютой и единым правительством, это еще вопрос) и на планете имеет хождение с десяток распространенных языков и еще черт знает сколько мелких. Сам Тим более-менее продвинулся в изучении только того диалекта, на котором говорили в Линкаре.

— И большая у тебя родня?

— Довольно-таки. Папа, две мамы, три дедушки, две бабушки, два брата, но они значительно моложе.

— Две мамы?

— Основная и вспомогательная. Вторая жена папы. Второй жене не обязательно удочерять ребенка первой, но мои родители предпочли такой вариант. Вспомогательная мама — карьерный ученый, ей некогда было таскать в сумке детей в молодости, поэтому она помогала воспитывать меня. Сейчас у нее двое своих.